четверг, 08 сентября 2011
Наконец-то добрался до того, чтобы продолжить писать дальше по сентябрьскому списку. Возможно, я пристрастен, но мне хочется думать, что моим друзьям было бы интересно узнать о Гийоме дю Вентре и заключённых сталинских лагерей. Некоторым так точно хотелось, а остальным, мне кажется, будет небезынтересно тоже.
Моё знакомство с дю Вентре началось на одной кухне, на которой я соловьём (как это у меня водится) разливался по поводу литературы, в частности, речь, насколько я помню, зашла о Ронсаре и дю Белле, что-то я о них такое говорил, когда меня спросили: «А ты читал Гийома дю Вентре?» Чего скрывать, порывшись в своей памяти, я понял, что имя мне незнакомо, однако соблазн повысить свой статус высокообразованного человека был велик. Я, тем не менее, удержался и признался, что нет, никогда не слышал.
История не знает сослагательных наклонений, однако порой мне бывает предельно грустно представить, что я в своей нелепой гордыне сказал бы, что, конечно, читал, и на этом всё бы и закончилось. Вполне могло бы. А так оно только началось.
читать дальше
Алхимия стиха
Моря и горы, свадьбы и сраженья,
Улыбки женщин — и галерный ад,
Цветов пьянящий запах, трупный смрад,
Экстаз побед — и горечь поражений…
Как изготовить эликсир стиха?
К двум унциям тоски — три драхмы смеха;
Досыпь стеклянным шарантонским эхом,
На угли ставь — и раздувай меха.
Весь божий мир сейчас в твоем владенье:
Одним поэтам свойственно уменье
Влить в грани рифм бессонный жар души.
Плесни в огонь кипящим маслом злобы.
Свинец иль золото получишь? — Пробуй!
Боишься неудачи? — Не пиши.
Когда я задумывал этот пост, я думал поиграть в игру и долго тянуть с правдой про дю Вентре, хитроумно плетя нить повествования. Но передумал, решив сразу выложить руку на стол. Гийом дю Вентре не существовал нигде, кроме как на бумаге, подобно Козьме Пруткову или Чербуине де Габриак. Дю Вентре придумали (вместе с портретом, заметим!) два удивительных человека – Яков Харон и Юрий Вейнерт. Дошедшее до нас литературное наследие гасконца XVI века составляет сто сонетов – «Злые песни Гийома дю Вентре». Сонеты попадаются сильно разные, как сильные, так и довольно посредственные, завораживают меня не они – а история их создания.
Весь, с позволения сказать, корпус творений дю Вентре создавался в лагерях, где оба его автора отбывали сначала 10-летние, а потом и «бессрочные». Как пишет Симонов, автор предисловия к единственному (насколько я знаю) изданию сонетов, история Гийома дю Вентре «…началась в 1943 году, когда, разлив в кокили жидкий чугун из рогача и опустившись без сил на пол литейного цеха, построенного за месяц в заводе-лагере, двадцатидевятилетний Юрий Вейнерт сказал своему напарнику и ровеснику Якову Харону, глядя на льющийся чугун и красноватую окалину:
– Вот так Вулкан ковал оружье богу…
– Персей Пегаса собирал в дорогу,— отозвался Харон, от усталости с трудом ворочая языком.»
Этот фрагмент есть и в комментариях Харона к сонетам, хотя у меня не сложилось ощущение, что дю Вентре с этого начался. Ну да это не очень важно.
Сонеты, повторюсь, не являются шедевром литературы, писать о них довольно странно. К счастью, Яков Харон сопроводил в 1965 году сонеты своим «прозаическим комментарием», и получившийся результат и потряс меня до глубины души, поскольку является единственным мне известным образцом такой «лагерной литературы». Пройдя лагеря, Шаламов пишет страшные «Колымские рассказы», Солженицын – «Один день Ивана Денисовича» и этот список можно продолжать довольно долго. Харон и Вейнерт создают Гийома дю Вентре и пишут в лагерях:
Мне хочется лежать в моей Гаскони
В могиле скромной, в глубине лесов,
И слушать, как столетний ясень стонет,
И слышать шелест трав и свист щеглов…
Нет,— в даль глядеть с высокого обрыва
На горизонт, изогнутый дугой,
Чтоб предо мной о скалы в час прилива
Дробился бы безудержный прибой…
Нет, нет! На всем скаку, с мечом прадедов
В слепой отваге на врага лететь!
Услышать, падая: «Сакр Дьё! Победа!»,
Под лязг мечей и копий умереть!
Ну, а пока я жив — с Жерменой нежной
Лежать бы я хотел. Но — безнадежно!
В чём дело? В мироощущении и целеполагании, как мне кажется. Харон сам пишет: «Мы… навсегда сохранили по отношению к нашему дю Вентре добрую улыбку, и даже счастливую и лишенную хоть капли горечи,— но все же только улыбку: он был ведь для нас средством, а не целью. Будь он целью, мы за него едва ли когда-нибудь взялись бы: не та профессия, между нами будь сказано.»
То есть всё, что творилось, делалось, чтобы не сойти с ума в том кромешном аду, в который они попали. И, судя по биографии Харона (Юрий Вейнерт погиб в ссылке в 1951 году), им это более чем удалось. Творчество – как персональный метод выживания в аду.
Об аде, надо сказать, Харон тоже достаточно подробно пишет, потому я лично не знаю, смог бы я творить в таких условиях. Проверять не хочу.
Конечно же, реалии мира Харона и Вейнерта не могли не сказаться на том, о чем писал дю Вентре – неслучайно, как представляется, выбран XVI век, Париж с его Варфоломеевской ночью, когда свои резали своих же. Неслучайно дю Вентре отправляется в изгнание. Много можно привести подобных примеров, но все эти стихи, как мне кажется, всё равно не про озлобленность на систему и Сталина.
Вообще, книга, как некая призма, позволила мне принципиально иначе посмотреть на этот период истории, на репрессии и на отношение репрессированных к этим самым репрессиям. Мне как-то довольно долго представлялось, что жертвы репрессий, оказавшись в лагере (и до того, на пересылках и в предварительном заключении), немедленно, а часто и до этого, всё понимали (тм) про кровавый режим и т.д. Харон, который умер в 1972 году, оставался до смерти советским человеком. Вот, что он пишет о своих первых впечатлениях после попадания в камеру:
Так вот: в камеру я вошел с твердой убежденностью не только в своей невиновности и непричастности к чему бы то ни было, но и с естественным, как мне казалось, предположением, что передо мной — те самые враги, изменники, предатели, террористы и диверсанты, которых, слава богу, изловили и обезвредили наши бдительные органы, руководимые железным наркомом — «ежовыми рукавицами». Я стоял у двери, озирал эту неожиданно многочисленную толпу людей, расположившихся в не слишком удобных и далеко не изящных позах, тесно, как в переполненном трамвае в часы пик. «Вот они какие, голубчики!» — думал я, переводя взгляд с одного на другого и ловя себя на мысли, что здорово они все-таки маскируются, черти: хоть бы одно «преступное» лицо, хоть бы один по-ломброзовски «ярко выраженный тип» социальной или иной неполноценности!..
И добавляет потом, что за эти два или три часа своей жизни он до сих пор внутренне стыдится. Больше того, реакция людей на его появление и его впечатление от них (думаю, заметном) тоже поражает:
«Оставь его,— вмешался кто-то,— пусть малость очухается. Не видишь разве — человека схватили случайно, ни за что ни про что, и с врагами народа он встречается впервые… Дай оглядеться парню!»
То есть это впечатление людям было знакомо, многие через него прошли и его пережили. И это всё как-то заставляет иначе смотреть на людей того времени. Меня, по крайней мере.
Вообще, я что-то расписался сильно, вряд ли кто-то дочитает досюда. Соцсети – они всё же больше про «писать», нежели «читать», я уже говорил об этом. Но на сладкое – отличная история из книги, несказанно обрадовавшая меня рифмой с моей историей. Это отрывок из описания знакомства Вейнерта и Харона:
– А как вы относитесь к Гийому дю Вентре? — спросил он.
Я напряг свою память, но она безмолвствовала: этого имени там не значилось. Я признался, что тут у меня прокол.
Юрий Николаевич кивнул коротко: так, мол, и следовало ожидать, у нас дю Вентре не переводили — во всяком случае, в XX веке, да и на родине его, пожалуй, знают лишь специалисты.
Через несколько лет Юрка однажды рассмеялся: — Подумать только, что наша встреча могла не состояться, просто лопнула бы, если б тебе, трепач несчастный, тогда, в наш первый разговор, вздумалось брякнуть, что ты знаком с дю Вентре!..
Что ж, мне просто повезло. Свободно мог бы и брякнуть — если б моим собеседником был не Юрка, обязательно брякнул бы.
Если хотите – книга у меня есть в электронном виде, могу прислать. Она того стоит.
@темы:
литература